Magnus Hansen [Блик] Дата рождения и возраст: 40 Семья: любовник Этель Рей Лояльность: одиночка Род деятельности:капитан 1-го ранга ВМС США, командир отряда подразделения SEAL - житель Вирджинии, Норфолк. Сексуальные предпочтения: гомосексуален

Томас Гибсон

БИОГРАФИЯ
Магнус никогда бы не смог ответить на самый главный вопрос: родился ли он в счастливой семье? Он попросту не помнил. Разве что его отец, кажется, был военным, а мать агентом ФБР – именно это ему сказал его дядя. Он просто помнил утро, в которое стал сиротой, а старый вояка полковник Хансен взял 6-летнего мальчишку к себе на воспитание. Все, что было до этого момента, его память услужливо стерла.
Ни в его юности, ни в его детстве не было ничего особенного или необычного. Он занимался спортом, прилежно учился, ибо иначе было просто нельзя, живя под крылом у сурового дяди Ларса. Магнус  никогда не употреблял алкоголь, не курил и не выражался ни на каком из изученных им языков. В общем, был бы идеальным вариантом для нападок и насмешек своих сверстников, если бы не его невероятный рост, который в 14 лет уже насчитывал 177 см. При этом мальчик (если его конечно поворачивался язык так назвать) никогда не выглядел долговязым, тощим или перекаченным, занимая исключенную золотую середину, которую старый полковник называл «идеальная форма». Именно её – достояние их генетического фонда – юный племянник и обязан был поддерживать, ибо организм его продолжал расти. У Магнуса словно бы отсутствовал бунтарский период переходного возраста: он не стремился побывать на школьных вечеринках, не встречался с девушками, не жаждал попробовать чего-то эдакого, не играл в приставки и не рисовал граффити на только что выкрашенных стенах домов славного Норфолка. Он точно знал, куда будет поступать – в Военно-морскую Академию США Аннаполиса, штата Мэриленд.  И не было никаких сомнений, что его туда взяли.
И, конечно же, полковник искренне гордился своим юным и способным племянником, оправдывающим все его надежды и стремящимся вперед. После четырех лет обучения в академии и присвоение ему звания второго лейтенанта, Магнус Хансен так же изъявляет желание пройти подготовку, чтобы стать частью ВМС США SEAL. Девятнадцать недель изнурительной подготовки, ставшей настоящим испытанием и адом в одном лице для большинства курсантов, сделали из небольшого количество выдержавших всё это настоящих морских котиков, закаленных физически, психологически и нравственно. А уже через пять лет он получил звание капитана 2-ранга и стал начальником развед-отряда. Так же получил прозвище "Блик", за скорость владения снайперовской винтовкой.
В 2006 году жизнь Магнуса перевернулась с ног на голову вместе с его новым и, как его предупредили, длительным заданием: его отряду была отныне поручена охрана и всестороння помощи ученым микробиологам, разрабатывающим новые виды оружия для армии США. В частности вся его жизнь полетела под откос из-за одного из этих ботаников – Этеля Тильмана Рей, являющегося относительно юным дарованием в своей области. Надо признать, что и сам Этель, будучи мужчиной в здравом уме, всё же не смог удержаться от близкого общения, хотя этому и предшествовал целый год взаимного негодования в адрес друг друга.
Закон «не спрашивай, не говори» был ещё в силе, поэтому оба они не спрашивали и не обменялись словами, когда дело зашло слишком далеко. Этот симбиоз радовал Магнуса, внезапно осознавшего, что большую часть жизни ему и вправду чего-то не хватало.  Или кого-то.
Этель был столь же восхитителен и гениален, сколь необдуманно революционен и строптив, что всегда являлось камнем преткновения между ними. Он искренне любил человечество и верил в их благоразумность. Возможно, именно поэтому был чертовски раздосадован, что его разработки (вот удивительно, правда?), правительство вздумало использовать в военных действиях. К сожалению, мистер Рей не обладал даром подчинения приказам, как и даром разумности. Именно по этой причине ученый и загремел в 2009 году за решетку Военно-морской объединённой тюрьмы Чесапик, приговоренным к 25 годам лишения свободы, как военный преступник, за попытку разглашения общественности разработок с грифом «секретно». И сказать, что Магнус был зол на него за это, значит не сказать почти ничего.
В этот же год ушёл из жизни и совсем состарившийся дядя Ларс.
В сентябре 2010 начался настоящий ад. Их группу, как и многие другие, вывели на защиту гражданских. Через месяц эпидемия страшного вируса «немертвых» распространилась на весь континент. Ещё через месяц защищать мало кого осталось. В это же время Хансен узнает, что в Вирджинии почти не осталось живых, однако всё равно отправляется туда на военном «Хамви», чтобы, если оно так, убедится собственными глазами в том, что Этелю уже не помочь.
Большинство заключенных в камерах на момент его прибытия уже были мертвы и восстали. Надзиратели либо покинули город, либо так же погибли. Благо, что сидящий в отдельной камере Этель ещё был жив, хотя и сильно истощен. Вместе (ну или почти вместе), они принимают решение перебраться поближе к родному городу Хансена, находящейся неподалеку, где Рей, оправившись, начинает свои исследования над вирусом «ходячих», а Магнус  вновь берется за самую важную в своей жизни работу – охрану социально неадаптированного микробиолога.

ОБРАЗ
Внешность: Хансен представитель европейской внешности. У его светлая кожа (обычно загорелая), карие глаза, темные волосы. Со стороны может показаться, что этот человек не только чрезмерно серьезен и мрачен, но так же совсем не испытывает эмоций, не реагирует на внешние раздражители, а мышцы его лица способны заставить двигаться разве что только брови. Именно они и выдают в нём вполне себе живого человека, а не машину с двигающимися зрачками. Магнус отличается не только скудной палитрой эмоций на лице и не приветливым взглядом, но и весьма высоким ростом, особенно заметным при непосредственном приближении, ибо Хансен в большинстве случаев несколько выше окружающих его людей, хотя и обладает складной, спортивной, не перекаченной фигурой. Он предпочитает простую и удобную одежду, отдавая больше предпочтения практичности, нежели красоте. Он опрятен и аккуратен, насколько ему позволяют условия.

Характер:Хансен не смотря на весь свой привычный непоколебимый вид, человек весьма добродушный и эмоциональный, но исключительно глубоко внутри. Предпочитает все свои переживания держать в узде.
Он рассудителен и при надобности весьма хладнокровен. Вопреки всеобщему мнению, он всё же умеет улыбаться, обладает юмором и голосовые связки у него не подрезаны, как у шумных нутрий. Хансен сам не любит разглагольствовать  по пустякам, но послушать приятного собеседника всегда рад.
Он человек честный и совестливый, и никогда не дает обещаний впустую. Такому как он проще сказать горькую, но правду, чем изворачиваться и пытаться сгладить углы ложью. Как военный человек, он весьма организован, обязателен и дисциплинирован, однако не до маниакальной педантичности. Редко проявляет агрессию, предпочитая сглаживать конфликты. Предан, и готов отстаивать и защищать то, что считает верным и правильным.  Эмоционально устойчив и терпелив. Прекрасно переносит боль и любые формы физического труда. Четко ставит цели, визуализирует этапы их достижения, не подвержен панике и способен держать стресс под контролем.
В затруднительных, опасных или близких к катастрофе ситуациях не теряется, продолжая размышлять и действовать.
Не чужд жалости, однако в первую очередь всегда выполняет свою задачу. Лишь единожды ослушался прямого приказа.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

пробник

Среди множества витиеватых выражений, которые по обыкновению всегда преследовали речь Йоханнеса, Антонио всё же мог вычленить, пожалуй, самые главное. Нет, вовсе не главное для понимания того, чему, наверное, в очередной раз пытался научить доктор Ярне своего протеже... Но главное для него, Антонио Моретти, человека не большого ума и не лучшего воспитания, человека пустого и бессмысленного, как кажется ему, существования, была та странная подоплека в том, что говорил мужчина. От этого веяло чем-то теплым, невообразимо нежным и личным. Кажется у этого ощущения, что теперь теплилось внутри самого паренька, был так же вкус и запах: это ощущение имело вкус горячего, солоноватого шоколада, коим так любил угощать его доктор Ярне, а пахло это что-то апельсином и малиной. Это чувство растекалось, как плавленный десерт внутри и Тони невольно сдавил пальцами ладонь мужчины сильнее, словно пытаясь показать то, что прекрасно понял всё.
Он оторвался от этюда, запрокинув голову вверх и удобно уложив её на спинку кресла. Он уставился в спокойное лицо стоящего позади человека, в его правильные черты и, на удивление, сегодня даже слишком мягкий взгляд карамельно-ореховых глаз. Они окутывали чем-то теплым и сладким, как и голос, глубокий и вязкий, словно свежий мёд. Того и гляди в кабинет слетятся пчелы, окружив улыбчивую голову доктора и укрыв эту кожу от созерцателя, оставив только глаза и мягкий голос из-под сотни полосатых спинок.
Так, как сделал это Ярне, ему никто и никогда не признавался в любви. В его словах чувствовался отголосок неловкости, будто бы и Йоханнес произносил хоть что-то подобное впервые, вплетая свое признание в длинные речи о циклопах и непостоянстве красоты, у которой нет ни лица, ни точного определения, чтобы спорить о её существовании или полном отсутствии. Однако эту планку своего личного понимания красоты, по всей видимости, доктор Ярне отдал ему - своему студенту и непримечательному ничем человеку, едва ли заметному среди множества других подобных. От чего-то это грело душу, от чего-то в это сильно хотелось верить...
- Вы очень гармоничны, доктор Ярне. - тихо ответил Антонио с куда более поверхностным подтекстом, чем изъяснился минутой ранее Йоханнес.

День выдался невероятно тяжелым и длинным. Антонио жаждал наконец поговорить с Йоханнесом, с которым не имел возможность перекинуться более чем парой слов уже второй день. Подобное удручало Моретти, хотя он и прекрасно знал, что доктору Ярне нужен был отдых, даже от своего любовника. Подобные дни казались ему не меньше, чем пыткой и вгоняли в тоску. Доктор Ярне не опоздал, однако и не пришел на работу по своему обыкновению раньше.
На записи было три пациента. На "завтрак" была грыжа межпозвонкового диска шейного отдела, до которой пришлось конечно же добираться спереди. И конечно же Антонио позволили сделать надрез и наблюдать со стороны, как бодро работает под "Датский марципан" Чайковского доктор Ярне, едва ли не напевая сам себе под нос, вычищая грыжу и вставляя пластину. Своему протеже он позволил подойти только для того, чтобы сшить ткани и наложить аккуратный шов в четыре сантиметра длинной. От силы их команда потратила на всё минут двадцать, и их куратор остался доволен проделанной работой, удалившись немного отдохнуть.
Небольшой обход и лекция по анатомии спинного мозга на тридцать минут - не обязательная для резидентов, однако и Джонни, и сам Антонио пожелали присутствовать, дабы ещё раз освежить знания перед удалением менингиомы спинного мозга на грудном уровне у нового пациента, ожидающего операции. На вторую операцию было затрачено несколько больше времени. На этот раз доктор Ярне даже провел небольшое пояснение/напоминание хода операции,  даже выбрал того, кто будет вычищать опухоль. Подобная честь досталась Джонни, довольно ловко справившемуся со своей задачей и даже отдававшему довольно логичные указания остальным резидентам. Моретти принял вновь участь "портного", хотя и был уверен, что справится куда лучше, чем друг.
И снова в перерыв он так и не смог выловить Йоханнеса: подходить к нему на глазах у всех и хоть как-либо компрометировать этого талантливого человека Антонио не желал, а выловить в обеденное время доктора Ярне не в чье-либо компании не было возможности. Да и коллеги в очередной раз позвали Тони отобедать вместе и, по всей видимости, на этот раз не желали принимать отказ. Хотя, впрочем, их компанию Моретти мог разбавить разве что скорбным молчанием и ковырянием в своей тарелке, да скудной, запоздалой реакцией на какие-либо вопросы. Что он мог им ответить? Что его златорукое божество словно избегает его? Что он, видимо, в чём-то не шуточно провинился, раз тот и словом не обмолвится с ним... Едва ли подобные разговоры хоть сколько-то интересовали его приятелей и бывших сокурсников, а ныне коллег.
Последняя операция оказалась на порядок сложнее. Нужно было провести клипирование аневризмы правой задней соединительной артерии. На этот раз Антонио досталось провести трепанацию черепа и даже подливать физ.раствора, чтобы обеспечить постоянную влажность, пока доктор Ярне подсовывал тампоны и пытался добраться до артерии. Операция длилась около пяти часов, ибо должна была выполняться максимально аккуратно: при работе с сосудами иначе никак было нельзя, а уж при работе с мозгом... Йоханне сам отделил аневризму от здоровых тканей мозга, без чьей-либо помощи закрепил титановую клипсу для остановки притока крови к образованию. Его руки двигались плавно, осторожно, медленно. Он завораживал каждым своим неторопливым движением, словно вводя в какой-то странный гипноз, словно бы эти руки были самой лучшей анестезией, самым лучшим дурманом. О, Тони знал, каким наркотиком могут быть эти руки: каждый их палец, каждая костяшка, каждая фаланга, каждый аккуратно стриженный ноготь, невероятный изгиб крепкого запястья, каждое сухожилие и каждая мышца... Это руки божества, не человека. Разве может человек творить что-то столь важное?
Ярне отошёл несколько устало, вырывая Моретти из опьяненного состояния, наказав "закрывать череп".

- Ты думаешь домой? - спросил Джон, заталкивая свой халат в шкафчик. И снова он его не постирает...
- Да.. Да, кончено. - кивнул Тони, смотря на экран телефона, словно бы ожидая увидеть пропущенный звонок или сообщения, кричащее о том, чтобы спускался сейчас же и садился в машину. Кричащее конечно не интонацией, а нетерпеливостью, коей был известен мистер Ярне.
- Не попрёшься же опять слоняться ночью по городу, когда такое творится... Монстр Балтимора, говорят ошалел. Уже двоих убил, слышал?
- Я слышал. Нет, конечно не пойду...
- Ты что, хотел поговорить с Ярне? Так он уже уехал. Я видел его минут десять назад, когда выходил курить, - пробурчал парень, натягивая на себя свитер и выдергивая приятеля из пустого созерцания молчаливого экрана своего телефона. - Пошли, я вызову такси. Не хочу завтра висеть на какой-нибудь акации.
- Боюсь, ты ему не интересен, - - отозвался Моретти, выходя вслед за другом. Он от чего-то не испытывал страха перед этим странным серийным убийцей, создающим из своих жертв ужасающие картины. Кажется, Антонио точно не был в "его вкусе", как, впрочем, и Джон, а такие люди, как монстр Балтимора, редко меняли свои привычки. Подобное постоянство виделось Тони необычайно занимательным и, не без причинно, откровенно пугающим. Что было в тех двух жертвах такого, чего не было в резидентах нейрохирургии? Всё. И ничего. Что-то ведь точно было...
В коридоре их окликнул взволнованный голос главного врача, приказавший срочно переодеваться обратно. Задавать глупые вопросы о том, стряслось ли что-то, было весьма неуместно, ибо без веской причины вряд ли мужчина далеко за пятьдесят стал бы догонять юнцов, когда уже пришла другая смена. Однако кто-то из ребят всё же задал этот вопрос.
- Привезли человека с сильными головными болями. МРТ показало опухоль.
- Так вторая же смена...
- Мне нужен врач, а их куратор не в состоянии провести операцию. До вашего я дозвонится не могу, да и сегодня он и так много сделал... Покажите руки. - приказал мужчина и все резиденты вытянули спокойно ладони вперед. - Моретти, ты будешь проводить операцию. У тебя руки не трясутся. Джон, Лаура и новая смена тебе помогут. Остальные могут идти домой.

Это была первая самостоятельная операция Антонио, без участия доктора Ярне, без его надзора, без его незримого участия и поддержки. Это была для всех них первая операция, когда подсказать что-либо особенно было и некому, кроме несколько подвыпившего нейрохирурга первогодок, которого и не пустили в операционную. Доктора Аддерли можно было понять, он потерял супругу, а теперь на операционном столе лежала его дочь, чей череп осторожно вскрывали Джон с Лаурой; чьи ткани мозга осторожно раздвигал напряженный Моретти, пытаясь найти опухоль; над чьей головой удивленно склонилась небольшая "команда", удивленно переговариваясь и пытаясь понять, что смотрит на них через ткани вместо опухоли. Моретти нашелся немного быстрее, чем остальные, успокоившись и попросив больше физраствора и напор.
- Это не опухоль. Это поразит. Эхинококковый пузырь. Мы его немного отделим, а потом подсунем сюда трубку и...выдавим его аккуратно физраствором, чтобы не лопнул.
- А если лопнет? - спросил кто-то с правого плеча.
- А если лопнет... Нам пиздец. - выдохнул Антонио, поудобнее примеряя пинцет у прозрачного пузыря - Джон, добавь раствора.

Через полтора часа после начала операции Антонио сидел на лавочке с задранной к небу головой и впервые в своей жизни пробовал сигарету, которой его угостил мистер Аддерли. За неимением чего-либо лучше, это было чудесным успокоительным, хотя и вызывало переиодически кашель с непривычки. Как они все курят эту гадость? Ужасно пахнет, хотя, впрочем, от Йоханнеса запах жженого табака даже приятен.
Моретти поднял телефон, нажав кнопку вызова на открытом уже минут пятнадцать номере и вслушался в гудки. Мерных их звук продолжался не долго, и знакомый голос отозвался по ту сторону трубки.
- А... Это я... - начал парень осторожно, затягиваясь снова, силясь не зайтись новым приступом кашля и некоторое время молча в трубку - Мне кажется, что я хотел бы с тобою поделиться своим ощущением. Даже нет... Я точно уверен, что хочу поделиться этим именно с тобою. Вряд ли кто-то поймет меня лучше, чем ты. Мне довелось побыть невероятно... важным. Довелось сделать что-то столь обыденное, столь обычное для моего существования. Но почему-то сейчас я кажусь себе невероятно сильным. Словно бы я не исправил что-то, а создал, подобно творцу, художнику, скульптору... Подобно высшему созданию. Я могу наблюдать то, что сотворил и наполняюсь такой... странной радостью! И не могу понять, это правильно или нет? Радуюсь ли я за себя или за того, кому помог? Наверное завтра эти вопросы будут мучить меня, как бы не загордиться... Но сейчас никак не могу избавиться от ощущения, что я уподобился чему-то очень высокому, созидательному. Этот... невероятный восторг поедает меня с головою. - разговор прервал на мгновение тонкий смешок, слетевший с губ Антонио - Мне кажется я не усну ночью. Слишком сильны ощущения, и.. чёрт. Я не хочу от них избавляться, не хочу их терять! Хочу чувствовать каждой клеткой своей кожи то, что сотворено моими руками. Хочу вкушать все ощущения в полной мере. Пока у меня есть такая возможность. Хочу думать об этом, запечатлеть в своей памяти навсегда, до малейших деталей, до каждой секунду. Ох, как жаль, что нельзя это вытащить из памяти и положить на полку... Вряд ли кто-то бы меня понял, посмотрев потом на то, что я "сохранил". Но, впрочем.... В прочем, ты бы меня понял. Жаль, что тебя не было сейчас рядом... Жаль, что ты не видел этого и не мог прочувствовать вместе со мною. Я бы хотел с тобою этим поделиться, разделить это.. невероятное мгновение, к которому сейчас не могу подобрать даже слов. Это выглядело... как целая поэма. Как лучшая из моих картин. - Антонио закусил губу, улыбаясь небу - Ты бы гордился мною... Неприменимо мною бы гордился! Представить тяжело даже, как ты выдерживаешь этот восторг? Когда жизнь дрожит под твоими пальцами, трясется под ними, словно пойманная на ужин птица... Смогу ли хоть когда-нибудь понять это... - Моретти прикрыл глаза, слушая дыхание доктора Ярне - Я кажется сойду с ума без тебя. Хочу тебя увидеть... Хочу наконец услышать твой голос, который будет принадлежать только мне. Не хочу делить его ни с кем...

ИГРОК
Связь с вами:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Как вы нас нашли: свела судьба-судьбинушка
Пожелания к игре: много интересных, приятных, внятных игр