[float=left][/float]
Фарфоровые облака крошатся о густые кроны деревьев и превращаются в одну непросветную даль. Там, за двумя холмами, — низина; в ней же пустуют заброшенные лесные домики.  Они не представляли ценностей изначально, а сейчас, когда дерево стен давно прохудилось, и вовсе перестали быть объектом на карте. Ветки занесло и на трассу. Несколько поваленных деревьев загораживают поворот направо, рассыпаясь на десятки палок. Блядство.

Колёса авто со скрежетом переезжают ходячего, бьются о ветку. Машину трясёт пару раз, но она справляется. Мозолистые мужские руки плотно обхватывают руль, до побелевших костяшек пальцев сжимают его и крутят в сторону; едва успевают выровнять колёса и объехать кучку неживого дерьма.

Ниган зол. Сосредоточен и, что есть силы, зол. Он едет быстро. Слишком быстро, заходя за границы безопасности, пересекая колёсами десятки трупов. Он пристально следит за дорогой, изредка — в зеркало заднего вида, хлопая угольными ресницами, и цокает языком. Блядство, блядство, блядство.

Рация шипит. По-ублюдски въедается в бедро и издаёт приглушённый звук. Ниган сводит брови, не обращая внимания на это, слышит еле различимый голос с пойманных частот и, будто принявший целую канистру холодного душа, прискорбно понимает: пойманный голос чертовски похож на Рика.

— Какого, мать его.., — не заканчивает словом «хрена», уставившись на секунду вниз. Этого времени достаточно, чтобы не уловить действительную опасность.

Когда солнце прямоугольником ложится на лобовое стекло и распыляется на нём, асфальтовая яма на мгновение блестит рябящей белой краской. Скажи Нигану раньше, что здесь огромная дыра, он бы её заметил; сейчас же он не считал её опасностью. И зря.

Теперь он знает, что зря.

И знает, что поздно об этом понял.

Визг стёртой резины рассекает воздух на части; оглушаемый им, Ниган выворачивает руль в другую сторону — резко и мощно — действуя исключительно инстинктами. Он не задумывается над тем, что уклоняется в противоположную сторону от себя, развернув авто градусов на двести; не задумывается, что полный привод работает сейчас только на задних колёсах, и его метёт из стороны в сторону с диким визгом шин по шоссе.

Он не успевает захватить контроль над сцеплением, выворачивая кисть левой руки в неестественной позе.

Хруст руки он слышит.

Отчётливо слышит.

Говорят, в такие моменты «перед глазами вся жизнь проносится». Ничего подобного. Всё, что хочется сделать, — не сдохнуть, цепляясь за руль в новой хватке рук. В окне он замечает лишь густые фарфоровые облака, кроны деревьев, после — землю, и снова облака. Колесница ада не прекращается. Лёгкие не набирают воздух. Поджатые губы раскрываются в глотке кислорода, когда тело не чувствует ни земли, ни опоры, и челюсти смыкаются, зубами прикусывая до резкой боли кончик языка, когда машина в крайний раз касается земли. Теперь — намертво.

В ушах вата. Глубокий горячий выдох обжигает нижнюю губу. Рация — молчит. Или Ниган её попросту не слышит. Погружённый в полумрак, он прикрывает глаза, чувствуя, как его крутит. Словно в карусели.

Тишина.

Полнейшая тишина.

Тело ощущает невесомость. Тягучую жидкость, которая обтекает его тело, и приглушённый слабый рык. Рык, который он не слышал прежде. Не звериный — особенный.

Мгновения достаточно, чтобы снова открыть глаза и чудом избавиться от «погружённости в воду». Это была не она — лишь галлюцинация. От этого осознания хочется отборно выругаться, но Ниган лыком не вяжет. Скованный и опрокинутый, он кое-как поворачивает голову в сторону, осматривает себя и кузов изнутри. Дёргается от замкнувшего провода и, приходя полностью в себя, шипит от острой головной боли.

Когда рык слышится слишком близко, глаза сразу поворачиваются на звук и в пелене дыма различают несколько пар неживых ног. Бог мой, их намного больше, чем можно различить.

Паника сжимает лёгкие изнутри не сразу, а только в тот момент, когда приходит и второе осознание: он здесь один среди живых. До рации не достать. Выйти отсюда — полное безрассудство, и только Бог знает, какого хуя здесь творится.

Но Нигану и незачем всё знать. Ему достаточно того, что он заблокирован в собственной тачке и окружён толпой ходячих.

— Ёбаный свет.

Отредактировано Negan (2018-03-21 12:42:09)

Ниган замечает новые неживые ноги. Мешки дерьма лезут со всех сторон огромным стадом. Он и подумать не мог, что в этих окрестностях их настолько много. Пять, десять, сто, двести — несчитанное количество пар разодранной плоти на костях. Он проклинает в первую очередь Рика, во вторую — себя, а после и вовсе шлёт нахуй судьбу, что есть мочи ударив о сидение машины.

Рука касается чего-то холодного.

Люсиль.

Сейчас бы он хотел оказаться где-то подальше от этого дерьма. Выпить бутылочку холодного пива, размазать кому-нибудь лицо или сделать из него партию оладьев. Например, из Рика. Он хочет, чёрт его побрал, въебать Рику и открутить этому мудаку яйца.

О, Господи Иисусе, Люсиль бы точно посмеялась.

Он слышит её ёбаный смех.

Сжимая в рукояти биту, Ниган плавно спускается с сидения ниже, позволяя достать себе до охотничьего ножа. Умирать он сегодня не намерен: не от рук этих тварей — точно. Опускаясь ещё ниже, насколько это возможно, приходится щекой упереться в боковое окно. Ниган отчётливо слышит над ухом непрекращающийся рокот и рык — глухой и басистый — и звонкий треск стекла. Расплываясь в широкой улыбке, выпрямляется. Тонкие нити стекла превращаются в большие толстые трещины, незатейливыми узорами окрашивая окно в алый: кровь ходячих заполоняет каждый разрез.

Херово дело.

Малышка не заводится: сбитая в хлам, она не издаёт никакого звука. Ни с первой, ни с третьей попытки.

— Вот дерьмо.

Окно заклинило. Нечёткая картинка перед глазами ярким свечением отделяет одно тело из всей толпы. Оно динамичное, быстрое и… живое. Живое, блять, тело, которое находится совсем недалеко от него самого, сейчас прекрасно превращает в кашу нескольких неживых тел. А вдвоём-то интереснее.

Если бы это был Рик, Ниган и глазом не повёл бы. Возможно, радовался бы смерти этого ублюдка. Вот только.

Это, блять, не Рик!

Сжимая в кулаке нож, шикая от вновь проявившейся боли в перебинтованной кисти, он рывком бьёт по стеклу локтем, ещё раз — рассыпая на осколки середину окна — и проходится третий, успевая убрать руку до ходячих. Охуенно. Пиздецки охуенно оказываться со смертью так близко, что аж яйца щекочет от этой всратой драмы «а кто это сегодня выживет?». А ещё охуеннее всех других охуенных вещей другой факт: с противоположной стороны стая мертвецов с нехилой вероятностью давит на другое стекло. Весело.

Раз за разом. Голова за головой. Ниган уничтожает каждую из приблизившихся голов. Это не сложнее удара по тыкве, и его хватит надолго. Ему просто необходимо держаться изо всех сил, зная, что вон тот мужик может ему помочь. Или нет? Со-о-о-олидарность, мать её, он же сам грёбаный Спаситель. Ему обязаны помочь.

Ох, блять, в задницу эти формальности. Сейчас ему никто ничем не обязан.

Тел скапливается достаточно, чтобы заблокировать всю левую сторону. Живой забор из тел как медвежья услуга: ни войти, ни выйти. Ниган вонзает нож ещё в пару голов, прежде чем что-то слизкое и дерьмово пахнущее касается его щеки.

Дьявол.

Отредактировано Negan (2018-03-22 18:12:33)

— Сука, ебать вас всех, — выталкивая дверь с ноги, он старательно выбирается из некогда любимого авто, забирая с собой и биту, и нож. Радуется тому, что больше его не касается эта мёртвая рука. Выпрямляется, глотая воздух, разминает затёкшую шею и, обернувшись, не без восхищения смотрит вверх: — Ох, блять, мужик, ты мне с небес упал.

Шея отдаёт резкой болью. Ниган разминает её вновь и, слыша кроме головного свиста ещё и рык, с разворота кромсает голову ходячего битой. Кровь везде. Его, чужая. Сплёвывает появившуюся во рту, вытирая тыльной стороной ладони губы, и делает новый удар — уже по другому ходячему. Не сразу замечает надвигающуюся колонну впереди. Заметив, — тихо протягивает «Бог мой». Их неебически много.

Он отводит больную руку назад, не позволяя мёртвой крови достать до его раны. Дикость. Бегло осматривается по сторонам, фокусируясь на отдалённых предметах, и признаёт: видит он херово; это как в хламину лечь спать — вертолёты, самолёты, карусели. Блевать тянет.

Шоссе заполняется кучей серого дерьма. Сначала было Ниган хочет пойти по краю дороги, обогнув деревья, но это совсем тупо: стадо пойдёт за ними. На базу, в окрестности, сметая все чёртовы блокпосты в округе. Мёртвых и так полно у цехов.

Ёбаный Рик.

— Эй, по шоссе идти — самоубийство. Мы же не смертники, верно? Я точно нет, — Ниган делает ещё пару шагов назад, переламывая подошвой берц гнилые кости, с глухим хрустом наступая на чьи-то рёбра. — Пошли.

Он кивает в сторону леса; помнит об этих окрестностях и знает, что недалеко есть маленький деревянный мост. Речка здесь неглубокая. На дно не утянет.

Они уже на дне.

— Это была моя любимая тачка, — не оборачиваясь, кричит в сторону мужика. — Она приносила мне удачу. А сейчас — тебя.

Ещё один удар. Второй, третий — Ниган считает их ради разгрузки мозгов. Они превратились в кашу, не меньше. Благо, не вытекли, — а вот у сукиного хера вытекут обязательно, как только Ниган вернётся на базу.

База слева или справа? Хуй с ним. До одного из блокпостов он доберётся. Обяза-а-а-тельно доберётся.

Он уже предчувствует, как ставит Рика на колени перед всеми; как окрашивает его кровью лицо рядом стоящего мальчишки, рассказывая лабуду о «я предупреждал вас всех, и мне совершенно не хотелось лишать тебя папаши».

Да чёрт возьми, ещё как хотел!

Уничтожая ещё одну мертвечину, следует вглубь: там, перед низиной, пригорок. Есть прекрасная возможность свалить ходячих с холма вниз и обратить конвой в другую сторону. Пара миль — и он будет сам дома.

Какое неебическое благородство.

Ниган резко останавливается, когда речь заходит о погоне. Вряд ли это можно обозвать именно таким словом: если Рика действительно нет, и он даже не приехал поглумиться, то... какого хрена ему вообще было надо? В целой башке у Рика явно не все дома, — Ниган знает это. Нужную информацию он получил: этот новый мужик не видел никого на хвосте. Идя Рик следом, его удалось бы выловить взглядом без труда. А, может, этот-то в глаза долбится — думать не хочется вовсе.

Потому Ниган лишь ухмыляется, заканчивая начавшийся расспрос молчанием, следуя в сторону воды. Ему просто до одури необходимо промыть ссадины, или он готов поклясться, что кожа расплавится от жжения. Всё щиплет. Кровь постепенно запекается, сушится на воздухе и неприятно саднит, раздражает кожу, покрывая её розовато-синими пятнами. Дела — полная херня. Абсолютная.

Сухие ветки переламываются одна за другой. Ниган изредка посматривает на мужика, оценивающе изучает его своим замыленным взглядом, оглядывая с ног до головы. Первое впечатление — оно всегда так важно. Готовый представиться, расплывается в широкой дьявольской улыбке, но не успевает и рта открыть; убивает нескольких ходячих, раздирая проволокой остатки гнилых лиц.

Ниган не уверен вообще, что этот хренов мужик его не знает, но по имени Нигана не кличут; возможно ли то, что он приезжий или лесник-психопат? Возможно. По отдельности или сразу оба варианта.

Тогда они оказываются на пригорке. Внизу — широкая неглубокая река; Ниган отворачивается от ярких светлых пятен, хмурясь. Световые перепады бьют по внутренней стороне черепушки до алых блядских клякс в глазах. В относительном затишье Ниган замечает металлические пласты, разбросанные по всему холму.

Осталось лишь спуститься по склону вниз, но прежде он поддевает железный лист и скатывает его, на будущее. Знает, что после всех водных процедур придётся изрядно пошуметь Люсилью, чтобы неживые куски дерьма сбились с дороги и поменяли свою траекторию. А здесь, у воды, скатившись кувырком вниз, они точно больше не беспокоят самого Нигана, оказавшегося ещё пару минут назад в таком дерьмище, что и вспоминать неохота. А потому он и не вспоминает.

— Слушай-ка, а ты рацию имеешь? — Ниган сужает глаза, стоя под потоком прохладного ветра. Тот ласкает его кожу как-то по-мужски широко, охватывая всё тело. — Мне, знаешь ли, было бы неплохо предупредить кое-кого о моём грёбаном местоположении.

Он смотрит вниз, на берег реки, и невесело усмехается. Главное в таких делах — аккуратность, или ни один доктор не соберёт части его тела.

[float=left][/float]
«Рация — это роскошь, которой не располагаю».

Досадно. Ниган слабо мотает отрицательно головой сам себе. Блять. Листва липнет к подошве, и зубы, сомкнутые до жилки на виске, неприятно болят от напряжения. Его людей до сих пор нет. Никого. Ни рации, ни людей, ни свиста мотора — полное отсутствие цивилизации и помощи. До-сад-но.

В отражении осколков битого стекла он замечает безумную улыбку. Свою улыбку. Себя Ниган не признаёт: глядя со стороны, кажется, что он не руководит ни единой мышцей собственного тела. Шикает себе под нос, делая предпоследний короткий шаг.

«Неужто кто-то примчится по щелчку пальцев?»

Ярость. Его разрывает кольями гнева: его люди должны придти. Они обязаны спасти Лидера. И они придут. Больная рука касается холодной кобуры. Пальцы — по стволу. В магазине один патрон. Единственный шанс спасти свою задницу. Он слышит в отдалении шум и, готовый поклясться, что слышит звук мотора, поворачивает голову в сторону моста. Тишина. Это лишь ебучий ветер, и никого из живых.

Где. Его. Люди.

[float=left][/float]
Ярость сменяется ненавистью, та раздражает оголённые нити вен, и Нигана передёргивает. Он почти впадает в безумие, мотнув единожды головой в сторону. К дереву. Дуб. Высокий широкий дуб. Ниган слышит треск натянутой верёвки, поднимает голову выше и, выпрямившись, смотрит на покачивающееся тело. Повешенный. Нигану кажется, что этот дохлый приятель здесь неспроста; тишину разрывает неживой рык сверху. Кончики пальцев немеют. А следом — выстрел в шею. Последняя пуля разделяет голову и тело мертвяка на две части, забирая всю накопленную злость Нигана с посмертным хрипом. Белые мыльные глаза мутнеют.

Пистолет — в кобуру. Магазин пуст.

Ниган останавливается прямо на краю холма; идущий прежде впереди, он не оборачивается: опускает голову вниз, замедлившись, и слабо поворачивает голову в сторону. Искоса глядит на мужика. Облизывает сухие губы и скользит взглядом по руке, разглядывая нити крови. Голос. Тон разговора приобретает накал, — Ниган чувствует это подкожно. Люсиль сжимается в мёртвой хватке мужской руки.

— Придут, — приглушённо отвечает он. Сжигает собственные сомнения самоуверенностью. Свинцовые тучи сгущаются; ветер, противно скользящий по горячей шее, играет по влажным позвонкам, и сотни зябких волн клонят в бессильный сон. Выдыхая и натягивая ублюдскую широкую улыбку во все тридцать два, Ниган продолжает: — Ты метишь в самую точку, мужик. Отряд спасения. Мы — Спасители.

Вскидывая руки в стороны, он чертыхается, обернувшись к попутчику лицом. Свинец в глазах напротив тяжелеет, и Ниган сжимает рукоять биты донельзя сильно; кровь в перебинтованной ладони выходит за пределы бинта и пузырится, окрашивая дерево в алый. По телу — мерзкий холод, воздух в лёгких сбивает сильный порыв ветра, и Ниган почти не вдыхает, разгоняя кровь адреналином. В его медной радужке не видно ни боли, ни усталости; лишь злость. Отражение злости напротив.

— Я, вообще-то, хотел бы представиться. Мы почти половину леса прошли, а имён не узнали. Я — Ниган, — чеканит уверенно на языке, смаргивая песочное жжение в глазах. — А ты, мужик, спас меня от конченного психопата. Потому я предлагаю тебе хорошую должность. Ты явно, — кивает на штырь, — умеешь выживать. Мне такие нужны.

Ниган слегка приподнимает брови, говоря тише. Ветер стирает половину звуков, и его речь похожа на басистый хрипловатый шёпот — перчённый и горячий, — а взгляд мутнеет, сливаясь с красками пасмурного неба. Кости ломит. Впереди — десятки неживых ног с опущенными плетьми руками. Ничего живого: ни его людей, ни других. Только он и однорукий бандит, чью примесь ненависти в лице он сразу замечает. Пистолет с пулями в кобуре поднял бы уверенности. Но бедро не чувствует блядского давления ствола по ноге. Он не чувствует нихрена.

Карканье в поднебесье. Птицы. Ниган впервые за долгое время видит чёртовых птиц.

Отредактировано Negan (2018-07-11 22:33:11)